Я вернулся в спальню, так ничего ему и не сказав.

Спустя пару месяцев волдыри исчезли, кожа на этих местах огрубела. Мускулы все еще ныли, однако нагрузка стала привычной, почти успокаивающей. Когда я ложился спать и закрывал глаза, я мысленно видел, как скачу верхом по лесу в Монкаде. Я ощущал, как бежит по жилам кровь, чувствовал горячее трепетание своих мускулов.

Я спал. Просыпался. Бегал. Молился. Ел. Дрался. Слушал.

Сомнения и страхи, прошлое и будущее отступили.

В то утро, когда вернулись кузнецы, все было иначе, чем всегда. Когда мы проснулись, крошечные пылинки плавали в лучах солнечного света: впервые за три месяца я не проснулся с первыми проблесками зари. С внутреннего двора тянуло сладким запахом росы. Кузнецы положили доспехи на наши матрацы и помогли нам облачиться, подгоняя ремни так, чтобы доспехи сидели плотнее.

Поверх длинной нательной рубашки из стеганого хлопка на меня надели кольчугу — сорок тысяч спаянных друг с другом металлических колец. Кольчуга полностью закрывала грудь и руки, спускаясь до колен. Через голову мне надели шапочку из таких же железных колец; она свободными складками собралась на шее. На макушку положили толстую подкладку из хлопка, служившую чем-то вроде подушечки для большого шлема — железной чашеобразной штуковины с плоским верхом; она плотно прилегала к голове. Ноги мои были прикрыты железными наколенниками.

Сверху на доспехи надевалась белая накидка — свободная рубаха без рукавов. Белый цвет одежды цистерцианских братьев символизировал простоту и чистоту святой миссии.

Мой десятифунтовый меч был трех футов в длину, его ширина у рукояти составляла около полуфута. У моего пояса висело оружие поменьше — заостренный кинжал, о края которого запросто можно было порезаться. И наконец, мое снаряжение завершал длинный треугольный щит из дерева, покрытый снаружи вываренной кожей, а изнутри обитый хлопком. По краям щит был обит железом — это делалось для того, чтобы он стал еще массивней и крепче.

Наблюдая за своими товарищами, расхаживавшими с важным видом по внутреннему двору, я думал о нашей миссии — о своей миссии. Мы были воинами Господа. Служа ему, я спасу душу своего брата. Я сжал массивную рукоять меча — пока его лезвие ярко сверкало, но когда-то оно будет запятнано кровью. Не сегодня.

Рамон выстроил новобранцев в шеренги вперемежку с более опытными воинами: сотня с лишним рыцарей, готовых к битве. На всех были одинаковые доспехи: согласно уставу ордена и духу братства, все мы были равны перед Господом. Рамон молча ходил вдоль рядов, внимательно рассматривая сияющие доспехи новичков; потом отошел в сторону и повернулся к нам лицом.

— Очень красиво, — сказал он. — Нам следовало бы провести конкурс красоты, но у нас нет для этого достойных судей. А теперь вас ждет состязание в беге. Роберто и Бернард назначат каждому партнера и свяжут вас веревкой за запястья. Вы побежите по горной тропе, так же как бегали каждое утро — партнер будет бежать рядом. На вершине вы увидите пятьдесят флагов; каждая пара бегунов должна взять один из флагов и вернуться. Вы выполните это задание в полном снаряжении, не снимая меча, не бросая щита, и связывающая вас веревка не должна порваться. Первые двое рыцарей, которые водрузят свой флаг на внутреннем дворе, станут офицерами ордена Калатравы.

По рядам старых воинов пронесся громкий крик. Назначение лейтенантом ордена Калатравы было большой наградой; этот чин пользовался почетом, как в церковных, так и в светских кругах.

Роберто и Бернард ходили по рядам, составляя пары из старых и молодых воинов. Что же касается меня и Андре, у Рамона были на наш счет свои планы.

— Свяжите кузенов, — велел Рамон Бернарду. — В Леванте Андре и Франциско будут сражаться бок о бок в полную силу. Сегодня они побегут вместе.

Бернард крепко обмотал веревку вокруг моего запястья и привязал другой конец к руке Андре.

— Прямо как на скачках в Монкаде, кузен, — сказал Андре, — только на этот раз мы оба победим.

Для быстрого бега необходима была хорошая координация. Поначалу нам было сложно приноровиться, но вскоре мы с Андре сумели добиться того, что наши связанные руки двигались в едином ритме. Лес мы преодолели довольно легко и устремились вверх по горной тропе.

Остальным приноровиться оказалось сложнее. Мы присоединились к пяти другим командам, вырвавшимся вперед. Саниер де Джака и Карлос де Касабас — двое самых быстрых воинов — возглавляли бег, пока не споткнулись и не упали посреди груды камней. Пробегая мимо бывших лидеров, мы увидели, что из сломанной ноги Саниера торчит обломок большеберцовой кости. Кровь забрызгала новенькие доспехи Карлоса. Саниер смущенно оглядывал ногу, пока Карлос тихим голосом пытался утешить товарища. Несколько команд приблизились к упавшим, чтобы предложить им помощь, но бежавший впереди Бернард крикнул, чтобы мы продолжали подниматься на гору и оставили раненых на попечение лекарей.

На крутом склоне две команды из лидирующей группы отстали — они быстро выдохлись и не могли больше выдерживать заданный темп. Расстояние между командами увеличивалось по мере того, как мы приближались к вершине, и когда мы с Андре добрались до флагов, нас опережали всего две пары.

Поначалу в пылу погони доспехи нам не мешали. Чешуйчатая кольчуга, сделанная в одной из лучших мастерских Иберии, совершенно не стесняла движений, а шлем плотно сидел на голове и не закрывал обзора. Однако я не привык к лишнему весу почти в шесть фунтов. Спускаясь с холма, я ощутил резкую боль в бедре, и боль эта все усиливалась. Доспехи давили на плечи, а я ведь еще нес меч и щит. Когда мы вошли в лес, я упал — у меня просто подкосились ноги. Полетев в кусты, я потянул за собой и Андре.

Я ударился шлемом о камень, под моей щекой оказались опавшие листья. Вдыхая запах гнилой земли, я взглянул на свое запястье, оттянутое назад, — к нему все еще была привязана веревка. Андре сел рядом, его грудь тяжело вздымалась под металлическими звеньями кольчуги, лицо было залито потом.

— Ну что, передохнул? — спросил он.

Я поднялся и стряхнул листья с доспехов. Бернард что-то кричал снизу.

— Не спеши, — сказал Андре хмуро, — кому охота быть лейтенантом?

Мы двинулись дальше. От бега по воде ноги мои совсем отяжелели.

Бернард бежал рядом, выкрикивая непристойности.

Мы ускорили шаг, стараясь не отстать от него. Под ногами хрустели ветки и прутья.

Через кустарник, по корням деревьев, все глубже в лес.

Я бросил взгляд направо: теперь мы бежали вровень с Галиндо и Маркосом, и я увидел, как глаза Галиндо остекленели, как на губах его выступила пена. Три оперенные стрелы торчали из его живота; спереди его доспехи были заляпаны кровью, железная кольчуга порвалась, обнажив растерзанную плоть.

Я посмотрел вперед, пытаясь как можно быстрее убежать от дьявольского видения. Снова взглянув на Галиндо, я увидел, что стрелы исчезли, а его доспехи целехоньки. Галиндо с Маркосом изо всех сил продирались сквозь высокую траву, стараясь не отстать от нас, но, когда из-за деревьев показалась крепость, сдались.

Мы с Андре продолжали бежать, задыхаясь, и когда одолели последний холм перед входом в крепость, нас опережали лишь Алехандро и Санчо. Наши наставники криками подбадривали нас, когда мы вбежали во внутренний двор, только Рамон стоял молча, скрестив руки, очень серьезный, словно оценивая наши усилия. Мы упали без сил рядом с древком, которое Андре забил в землю. Мы пришли вторыми.

Остальные прибывали целыми группами, шатаясь и прихрамывая. После возвращения первой дюжины пар мы с Андре уже пришли в себя настолько, что смогли сесть и поприветствовать остальных. Когда прибыли отставшие, Рамон и его телохранители отправились помочь отнести Саниера в лазарет.

В отсутствие Рамона ежедневные занятия были отменены. Мы сходили на службу в часовню, позавтракали в трапезной и вернулись на внутренний двор в ожидании новостей о Саниере.

Нам пришлось прождать почти весь день. Рамон вернулся в сумерках.